ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ + ЛИКБЕЗ. ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА В ПРОГРАММЕ "КОД ДОСТУПА". 25.06.2011. Часть 2.

[leon_orr]

Я рассказываю о битве, в которой как во времена Александра Македонского или во времена Аркольского моста все решил героизм участников, минуты и характер командующих.

Разведывательные самолеты, посланные с обоих авианосных соединений, американского и японского, обнаружили друг друга почти одновременно. И адмирал Реймонд Спронс, командовавший американскими авианосцами, не колебался ни секунды – он отдал команду поднять в воздух все самолеты, которые у него были, по мере готовности, что заведомо обрекало американцев на огромные потери, потому что ясно, что сила удара будет ослаблена его нескоординированностью и бомбардировщики без прикрытия истребителей станут легкой мишенью. Так и произошло: одна из американских эскадрилий улетела вовсе не туда, еще одна нашла японские бомбардировщики, атаковала их в 9:20. Без прикрытия истребители были уничтожены практически полностью – из 15-ти машин уцелела одна. Не нанесла японцам никакого ущерба. Через 20 минут та же судьба постигла бомбардировщики с авианосца «Энтерпрайз».

После этого японцы погнались на юго-восток за третьей волной американских бомбардировщиков, которая появилась в 10 часов. Опять же, не достигла цели, и по стечению обстоятельств в это самое время с другой стороны появляются еще 2 американские эскадрильи, одной из которых командует Маккласки. У Маккласки после безрезультатного поиска японцев уже кончалось топливо – несколько его самолетов упали в океан, но он принял решение продолжать поиск, и это решение решило в течение буквально нескольких минут, ну, десятка, все-таки, минут судьбу Медуэя. Потому что в 10:22 Маккласки и его ведомые разбомбили авианосец Кага, а в течение следующих 10 минут загорелись еще 3 из 4-х японских авианосцев.

Совершенно по-другому действовал адмирал Нагумо. Как я уже сказала, что эти 2 человека принадлежали различным политическим фракциям, лично друг друга терпеть не могли. Нагумо отличался крайней осторожностью, склонностью делать все по уставу и поэтому он был снабжен совершенно четкими инструкциями от Ямамото, в которых был расписан каждый его шаг. Эти инструкции предусматривали бомбежку Медуэя. И, вот, после того как эта бомбежка произошла, бомбардировщики передали Нагумо, что полоса разбомблена, но недостаточно – нужна вторая волна.

На палубе японских авианосцев всегда стояла ровно половина японских самолетов, была снаряжена не зажигательными бомбами, которые нужны были для уничтожения аэродрома, а торпедами для уничтожения вражеских кораблей. Эта сила всегда должна была иметься в резерве – такова была доктрина, разработанная Ямамото. Нагумо заколебался, он отдал приказ заменить торпеды бомбами. Перевешивали бомбы. Тут пришло известие, что замечен поблизости американский авианосец. Нагумо снова сказал «Вешайте торпеды». Тут у него возникла следующая проблема. Японцы ожидали возвращения первой волны своих самолетов, и если бы Нагумо отдал приказ торпедоносцам взлететь, то отбомбившимся по атоллу самолетам с пустыми баками просто некуда было бы садиться.

И адмирал Ямагути, который командовал авианосцем Хирю, советовал Нагумо сделать то же самое, что сделал адмирал Спронс – немедленно приказать самолетам взлететь, невзирая на нескоординированность атаки. Нагумо решил подождать, пока сядут его самолеты, возвращавшиеся с Медуэя. Это решение было абсолютно роковым, потому что эскадрилья Маккласки обрушилась на японские авианосцы в тот момент, когда на палубах был хаос, шла заправка. На палубах лежали торпеды, бомбы, топливные шланги. А у японских истребителей, которые уничтожили первые несколько волн американцев, кончились топливо и боеприпасы.

То есть удивительно, что в этой битве американский адмирал действовал, на самом деле, совершенно по-японски. Он, по сути, пожертвовал своими летчиками, превратив их в камикадзе. Он заведомо обрек большую часть самолетов на смерть.

Японский адмирал действовал как-то вообще по-американски. Вот, для Нагумо всегда характерное для него желание сохранить своих летчиков оказалось абсолютно роковым. Троих американских летчиков японцы захватили живыми, одного из них они убили, еще двух привязали к канистрам из-под керосина, наполнили их водой и швырнули за борт. Японцы потеряли 3 тысячи человек, все 4 авианосца ударной группы. Акаги и Сорю были потоплены эскадрильей Маккласки, Хирю подожгли к вечеру. Его покинула вся команда за исключением адмирала Ямагути и, собственно, капитана авианосца Тамаи Каку, которые, соблюдая самурайские традиции, погибли вместе с кораблем. Причем, в лице Ямагути Ямамото лишился одного из своих лучших адмиралов.

Собственно, я не хочу рассказывать долго, я хочу рассказать последнюю заключительную историю – это как раз история гибели Ямамото 18 апреля 1943 года, когда Ямамото отправился в инспекционный полет по Соломоновым островам. Это был полет, совершаемый в разгар новой успешной наступательной операции, которую начал 11-й воздушный флот. Он был очень необходим для понятия духа японской армии и флота после страшной войны на истощение при Гуадалканале. Это такая битва, которую японский флот выигрывал, пока японская армия ее не проиграла.

Лететь было очень опасно. Ямамото и его начальник штаба летели в двух разных бомбардировщиках – такой был приказ Ямамото: начальник штаба и он никогда не летали на одном самолете. Оба, кстати, были за штурвалами своих самолетов, хотя у них были вторые пилоты. И так как полет был предназначен в первую очередь для поддержания воинского духа, Ямамото сел за штурвал в новой полевой форме, на груди его были все медали, на поясе короткий самурайский меч работы знаменитого мастера. Правда, в карман адмирал, тяжело страдавший от всяческой дряни к этому времени, положил чистой туалетной бумажки.

Все понимали, что полет опасен, Ямамото предупреждали. Но, опять же, не понимали, насколько он опасен, потому что американцы точно знали, куда Ямамото летит. При этом адмирал Нимиц и Халзи не посмели сами принять решение, они доложили об этом Рузвельту. И тот принял беспрецедентное решение любыми силами сбить самолет Ямамото. Главная беспрецедентность этого решения состояла в том, что она обнаруживала очередной раз знание американцами японского кода и, соответственно, ставила под удар дальнейшие операции, основанные на этом знании.

Ну и была сложность этого решения, которое состояло в том, что американские летчики, 18 самолетов должны были без всякого GPS пролететь в полном радиомолчании почти 700 километров, и вынырнуть из-под облаков в точности, когда самолеты Ямамото будут заходить на посадку. Собственно, им это удалось, потому что за 15 минут до посадки 2 японских бомбардировщика и 6 сопровождавших их истребителей были атакованы 16-тью (2, все-таки, потерялись американских истребителя). Буквально в течение 20 секунд был сбит самолет Ямамото, адмиралу Угаки, начальнику штаба повезло больше. Он вспоминал: «Очередь американцев прошлась по нам с великолепной точностью. Несколько человек на борту были убиты сразу, включая офицера штаба Мурои, которого я увидел лежащим на столе лицом вниз и с раскинутыми руками». Пилот успел отвернуть, этот самолет упал не в джунгли, а в океан. Самолет загорелся, начал тонуть. Угаки, у которого было сломано запястье, доплыл до берега, а Ямамото нашли в джунглях на следующий день. Он сидел в пилотском кресле, которое вылетело из кабины при столкновении с землей. В него попали 2 пули. Судя по всему, он был убит еще в воздухе. Рука его, по свидетельству нашедших его японцев, сжимала рукоять короткого самурайского меча, лицо было совершенно спокойно, и у этой совершенно японской смерти было совершенно американское продолжение. Потому что один из летчиков, который участвовал в операции, его звали Томас Ланфьер. И, вот, едва вернувшись, этот летчик заявил, что это он убил Ямамото. Это было неправда – самолет Ямамото подбил другой летчик, капитан Барбер. В 1943 году Ланфьер дал на эту тему интервью журналу «The Time», расхвастался, что это он. Причем, Ланфьера не остановило даже то, что его брат в это время был в японском плену. Причем, первоначально командование разделило почести на сбитый самолет Ямамото между Ланфьером и Барбером. Но Ланфьер так неустанно хвастался о том, что, вот, это он, это он сбил Ямамото, что, в конце концов, Рекс Барбер подал на своего ведомого в суд.

Вот история о том, что в то время как в Советском Союзе шла вот эта затяжная страшная война, где подо Ржевом бессмысленно гибли люди, на других фронтах шла достаточно другая война. И я, конечно, понимаю, что здесь речь идет не об армии, а о флоте, а на флоте всегда выше элемент случайности. Но вот в чем дело. Сталин создал принципиально новую армию. В отличие от Александра Македонского или Наполеона, побеждавших с теми армиями, которые у них были, он не был гениальным полководцем, который побеждает с той армией, которая есть. Он пытался создать армию, которая будет выигрывать при любом полководце. Так же, как это делал Цинь Шихуанди или Фридрих Великий. Он создал заводы, которые производили немереное количество гигантской техники, он создал армию, в которой он попытался превратить народ в рабов. Ему приходилось решать вопрос, как заставить рабов воевать. И проблема заключается в том, что если вы посмотрите на состав Красной армии, вы увидите, что, несмотря на то, что она называлась рабоче-крестьянской, военачальников в ней было больше, чем во всех армиях мира. И поэтому происходило то, что описано в воспоминаниях Николая Никулина, членкора Российской академии художеств, который в 1941-м воевал под Ленинградом, когда Никулин, чей полк гибнет раз за разом в бессмысленной бойни, бросаемый на непреодолимые укрепления, вдруг случайно попадает в тыл и видит там генерала, командующего 311-й стрелковой дивизией, в которой он, собственно, воюет. И Никулин пишет: «Я заглянул в щель сквозь приоткрытую обмерзлую плащ-палатку, увидел при свете коптилки пьяного генерала, распаренного, в расстегнутой гимнастерке. На столе стояла бутыль с водкой, рядом высились кучи пряников, у стола сидела полуголая и тоже пьяная баба». Это так заставляли российский народ воевать, так его израсходовали. И ужас заключается в том, что при такой картине войны, при таком генерале 311-я дивизия потеряла убитыми 60 тысяч при том, что штатная численность стрелковой дивизии в 1941 году была 14 тысяч человек. При такой дивизии, при таком генерале не может быть героя-военачальника и, к сожалению, не может быть героя того, среди тех, кого гонят на убой.

Это одна вещь, о которой я хотела сказать в эти дни. И вторая вещь. Я бы хотела поспорить с одной исторической очевидностью, которая гласит, что Советский Союз умер. Он был Советский Союз, был свободный мир и Советский Союз не выдержал соревнования со свободным миром. Плановая экономика не выдержала соревнования с рыночной, секретность с открытостью, тоталитарная система с демократией и так далее. А вот я хочу поспорить сегодня с этой исторической очевидностью. Я хочу сказать, что СССР умер, но перед смертью он успел отравить все западное общество. Он был крайне неэффективен во всем, что касалось созидания, науки и прогресса. Но был крайне эффективен во всем, что касалось разрушения, идеологии, насилия и лжи. И поэтому порожденные им носили ложь, продолжая жить в современном обществе, разрушая и подтачивая самые основы человеческого общежития. И эта жизнь СССР впрямую связана с тем, что произошло во Второй мировой войне – произошло 1 сентября, когда 2 тоталитарные державы начали Вторую мировую войну, произошло 9 мая, когда диктатор, задумавший Вторую мировую войну как средство передела мира и превративший свою страну в гигантскую фабрику по производству оружия и взрастивший Гитлера как инструмент этого передал, выиграл Вторую мировую войну в союзе с теми, против кого он ее начинал.

Вторая мировая война покончила с тем Западом, который побеждал мир. Она покончила с несколькими вещами. Во-первых, она покончила с колониализмом. Я думаю, сейчас слушатели очень удивятся, потому что они знают, что колониализм – это последняя стадия империализма, проклятые колонизаторы в колонии пили из жертв кровь, американцы истребили индейцев. Все так. У колониализма была одна особенность. В эпоху колонии любая страна, которая не хотела быть завоевана, имела только один способ этого избежать – стать Западом. В эпоху колониализма любая страна, которая не хотела быть завоевана, задавала себе вопрос, который в 1731 году задал турецкий первопечатник Мутеферрика: «Почему христианские нации, столь слабые в прошлом по сравнению с мусульманами, владеют теперь столь многими землями и даже наносят поражение некогда победоносным Оттоманским армиям?»

После Второй мировой войны система колоний рухнула. У Великобритании или другой страны не было возможности прямо или косвенно доминировать над Индией, Замбией, Ираном, когда рядом существовал СССР, который всегда был готов помочь несчастным жертвам колонизаторов оружием, деньгами и идеологией. И вопрос «Что надо сделать, чтобы стать сильными?» был заменен восклицанием «Ах, они нас поработили, значит, они виноваты!»

По странному совпадению освободившиеся колонии показывали тем лучшие результаты, чем дольше они находились под властью колонизаторов. Индия развивалась лучше, чем Замбия. И все те, кто находились под властью колонизаторов недолго, были отброшены далеко назад. Если во время колонизации ВВП Великобритании на душу населения превышал уровень ВВП Замбии в 7 раз, то через 20 лет разница составляла 27 раз. Причем, удивительно, что это поразительное утверждение «Они сильнее нас, значит, они хуже, они богаче, значит, они мерзавцы» не осмелился оспаривать даже сам Запад. И либеральные круги, и правительства Запада сокрушенно повторяли: «Да, мы вас завоевали, поэтому вы – слабые и отсталые». Практически не было людей, которые сказали «Черт возьми, мы вас завоевали, потому что вы были слабые и отсталые, иначе бы это вы завоевали нас».

Во-вторых, Вторая мировая война покончила с имущественным цензом и заменила его всеобщим избирательным правом, одно из самых страшных яств, разъедающих сейчас свободное общество. Я думаю, тут многие удивятся все больше, потому что они как-то, вот, не привыкли думать о Советском Союзе как о стране со всеобщим избирательным правом, и вообще им на каждом шагу говорят, что, вот, всеобщее избирательное право – это и есть свобода.

Ничуть. Те страны, в которых оформились современные идеи прав личности, неприкосновенности частной собственности, экономической свободы, вне зависимости от того, были они монархией как Великобритания или республикой как США, не имели всеобщего избирательного права, а имели имущественный ценз, причем имели достаточно большое количество избирателей, под этот ценз подпадающих. Потому что, например, к сожалению, Латинская Америка – в ней было очень мало богатых людей, поэтому в ней даже при наличии имущественного ценза никогда не было нормальной демократии.

Это правда, что всеобщее избирательное право как идея появилось задолго до страны победившего пролетариата. Но внедрение его неизменно кончалось катастрофой для свободы. В первый раз, напомню, его внедрила Франция, руководствуясь руссейскими идеями об общем благе, дело быстро кончилось гильотиной. Второй раз из европейских стран для мужчин его внедрила Германия при Бисмарке в 1871 году, потому что железный канцлер строил государство всеобщего благосостояния, справедливо полагал, что патриотичные массы ослабят в Рейхстаге влияние всяческих там либералов.

И, вот, несмотря на все заклинания, которыми освещено нынче торжество всеобщего избирательного права и демократии, внимательному наблюдателю бросается в глаза один парадоксальный, казалось бы, факт. С одной стороны, понижение имущественного ценза способствовало возникновению в Европе фашистских режимов. А с другой стороны, сами фашистские режимы и социалистический режим в СССР способствовали укоренению всеобщего избирательного права.

Вот, замечательный есть словарь «В помощь избирателю» к выборам в Верховный совет СССР сталинский, и в нем есть дивная фраза: «Только в СССР всеобщее избирательное право, провозглашенное сталинской Конституцией, не знает никаких ограничений». И единственное, что неправда в этом утверждении, заключается в том, что, конечно, избирательное право всеобщее в этот момент было и в фашистской Италии, где Муссолини в 20-х годах ввел всеобщее избирательное право, в том числе для женщин.

Я хочу обратить ваше внимание, что всеобщее избирательное право утвердилось как общепринятая норма на Западе именно после Второй мировой войны. И это была абсолютная идеологическая капитуляция именно перед тоталитарными режимами. Потому что нельзя было ответить на вопрос «А почему вы лишили избирательного права неграмотных и нищих?», не открывая, не подставляя бок для убийственной критики со стороны левых. Всеобщее избирательное право в конечном итоге привело к ползучему социализму, разрастанию государства и превращению его из инструмента обеспечения прав граждан в инструмент обеспечения благ избирателей. Если вы спросите меня, какой политический режим в смысле избирателей является наилучшим, я отвечу: такой, при котором голосует любой человек, который платит налогов хотя бы на грош больше, чем он получает благ от государства.

Наконец, третий момент. С момента создания Коминтерна и выделения Сталиным гигантских сумм на подготовку общественного мнения в интеллектуальных кругах Запада стала доминировать левая идеология. Я отнюдь не хочу сказать, что она родилась при Сталине. Конечно, нет: первым левым в современном смысле слова вообще был Жан-Жак Руссо, а первой левой революцией – французская революция 1789 года. Но мы никогда не видели такого тотального масштабного наступления на основы рынка и на обязанности государства, связанные с применением насилия для защиты прав и свобод граждан как с конца Второй мировой войны. Собственно, мы никогда не видели и до этого такого очевидного игнорирования реальности как со стороны полезных идиотов, которые там клеймили буржуазный кровавый режим и в то же время в упор не видели сталинского ГУЛАГа.

Потом была вьетнамская война, когда американские левые с упоением разоблачали зверства американской военщины и как-то почему-то не видели, что упорядоченное, тотальное, возведенное в ранг стратегии зверство есть главное оружие вьетконговцев, с помощью которого они и добились победы.

Потом была гонка вооружений, когда борцы за мир требовали разоружения от западных стран, изумительным образом игнорируя тот факт, что на гербе противостоящего им мирного Советского Союза изображен весь земной шар, а 80%, если не 90% промышленностей мирной этой страны работает на производство оружия.

Я понимаю, что не все леваки были платными агентами Коминтерна. Но понимаете, какая штука? Был XIX век – тогда коммунистов и социалистов было пруд пруди, а результатов социализма никто в глаза не видел. Но на другом конце политического спектра существовал мощный оппонирующий им классический либерализм. А, вот, XX век. Результаты социализма за железной стеной, за берлинской стеной, за «железным занавесом» бросаются в глаза. И вдруг голоса левых всех сортов беспощадно забивают эфир на всех волнах, даже само слово «либерализм» украли и стали им обозначать идеологию, диаметрально противоположную той, что исповедовал Адам Смит.

Очень быстро эти левацкие организации вслед за своим хозяином научились лгать, потому что ложь – это более выгодная стратегия, чем хвастовство, это показал еще крах фашистской Германии. СССР готовился к войне, а говорил о мире, уничтожил всякую свободу, а формально пользовался всеобщим избирательным правом. Так же и левые. Скажем, американская Лига борцов за гражданскую свободу, основанная коммунистами и для внедрения в Америке коммунизма, стала называть себя борцами за права человека. Но, ребята, или права человека по декларации независимости 1776 года, или коммунизм – одно из двух.

Причем, после распада СССР большинство борцов за мир остались без объекта, который нужно было защищать от кровавого буржуазного режима, и быстро нашли новый объект защиты в лице исламских террористов, которые точно так же как вьетконговцы или КПСС реально исповедовали тотальное, ничем не ограниченное насилие, а публично жаловались, что являются жертвами агрессора. И произошло очень быстро катастрофическое отрицание права государства на защиту своих граждан. В сущности, на наших глазах, потому что в 1944 году никому не пришло бы в голову говорить «Зачем высаживаться в Нормандии? Насилие насилием не исправишь, насилие приведет только к новым жертвам». А вот сейчас там в 2011 году фразы типа «Как посмели израильтяне проводить операцию «Литой свинец»? Насилие насилием не исправишь, насилие приведет только к новым жертвам», они совершенно обычны. И западная цивилизация не может долго существовать, если ее же собственная идеология будет отрицать за ней право на защиту.

Наконец, четвертым, наиболее зримым признаком победы социализма в Европе является, собственно, сам победивший в Европе социализм. Социализм – это же, ведь, не обязательно, когда всю промышленность заставляют выпускать либо танки, либо сталь. Социализм – это просто когда государство распределяет чужие деньги, а чужие деньги имеют то свойство, что они рано или поздно кончаются. Для социализма вовсе не обязательно отменять рынок – достаточно кардинально повысить налоги. Не обязательно вводить диктатуру – достаточно расплодить бюрократию. И вовсе не обязательно отменять представительный образ правления – достаточно ввести всеобщее избирательное право, и ждать, пока в условиях тотальной бюрократии и тяжелых налогов количество иждивенцев среди избирателей превысит количество доноров.

Помните теорию конвергенции о том, что, типа, социализм рано или поздно станет похож на капитализм? Первая часть теории не очень оправдалась: вместо эволюции СССР произошла катастрофа. А, вот, вторая часть теории конвергенции оправдывается как нельзя лучше: свободный рынок в тех странах, которые мы привыкли называть «Запад», все более вытесняется регулированием.

И, собственно, я это к чему? Сразу после конца Второй мировой войны стало ясно, что итоги Второй мировой оказались катастрофическими для Британской империи. В результате Второй мировой Британия утратила статус сверхдержавы, собственно, чего добивался Гитлер, пусть и путем собственной гибели. И сейчас, спустя почти 70 лет, становится ясно, что итоги Второй мировой войны, выношенные, затеянные и спланированные Сталиным ради мирового господства оказались еще более трагичными. Они уничтожили не просто Великобританию, а весь Запад таким, какой он был до того как СССР стал одним из победителей в войне, которую он сам же спланировал и развязал. И самое удивительное, что Запад проиграл во Второй мировой войн. Он проиграл не СССР, а своей собственной пятой колонне. Но самое удивительное, что выиграли в этой войне против свободного рынка не социалисты – выиграл Китай, который в этой войне не участвовал. Потому что урок истории очень прост: с некоторых пор в ней всегда выигрывает свободный рынок, там, где существует. В 1991 году это осознал на своей шкуре СССР, в очень короткое историческое время это может осознать на своей шкуре Европа

---

ОГЛАВЛЕНИЕ. ПОЛИТИКА. ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА В ПРОГРАММЕ "КОД ДОСТУПА".