19 АВГУСТА 1991 ГОДА. СССР. ПИТЕР.

Больше года прошло в постоянных спорах с мужем об отъезде.
Разногласия были такого уровня: я хотела ехать в Штаты, а он уезжать не хотел совсем.
Уже один мой приятель-сослуживец жил в Нью-Йорке, классный руководитель сына сидел в Италии, ожидая решения американских иммиграционных властей, моя близкая подруга оформляла отъезд в Израиль, семья моей ученицы тоже была по уши в процессе отъезда - и это только в Питере.

Сумгаит уехал уже почти весь, в этом я убедилась летом прошлого года, когда, приехав, как всегда, на каникулы, обнаружила, что общаться не с кем и что у меня не хватает денег для приобретения всех книг, которые уехавшие евреи сдали в букинистический магазин.

Подруга моя, оформлявшая отъезд, делала это не слишком ретиво - как шло,так шло.
Но, в общем, мы все - душой - были уже "не здесь", а какая толпа была не с нами физически, легко было понять, просто придя в Большой Зал Филармонии на симфонический концерт - большая часть белых стульев не была занята, а на других сидела публика с такими новыми лицами, что иногда оторопь брала: этим-то что здесь понадобилось?

Я уже пригрозила мужу, что заберу детей и уеду одна, если он и дальше будет мешать осуществлению этого намерения. В нем шла тяжелая работа: ему всегда было трудно менять образ жизни и привычный уклад, не то что - страну!

И вот, однажды утром, когда мы еще спали, раздался телефонный звонок, который я не сразу услыхала.
Пробежав по коммунальному коридору и схватив трубку, я услыхала голос подруги:" Ну, вот, досиделись! Путч! Включите телевизор!"

Я последовала совету. На экране нежно изгибалась в адажио Одетта, но понятно не было ничего.

В те годы мой радиоприемник был постоянно настроен на волну радио "Свобода", и я, проснувшись, первым делом включала его.
Плюнув на телевизор, я повернула ручку приемника, и тут же мне все стало ясно.
Я закричала:" Юра, Юра, проснись, путч, мы застряли!"

Муж, ничего не понимая, вскочил с постели, но тут и телевизор сменил балет на "важное правительственное сообщение", и мы смогли увидеть фигурантов дела.

Дальше была какая-то лихорадка. Работали и телевизор, и приемник, которые вещали разные, но одинаково неприятные, вещи, а мы удивлялись, почему это глушилки все еще не заткнули заокеанских "злопыхателей".

У нас в те дни гостил сын, приехавший из Москвы, где он учился в ешиве при синагоге на улице Архипова. Ему нужна была какая-то бумажка от нотариуса, и они с мужем пошли добывать этот документ, а я осталась дежурить у источников информации.
Собственно, меня интересовал один-единственных аспект: закроют границы или нет - лишь это.
Объявления о закрытии границ не делали, и мое недоумение становилось все сильнее.

Зато выступил Военный Комендант города и неприятным голосом рассказал, что в городе вводится военное положение и комендантский час.
Далее он сообщил, что хозяйство области приведено в упадок, и его нужно поднимать, а поэтому вводится принудительная трудовая повинность: все, не работающие на данный момент граждане, будут зарегистрированы и привлечены к трудовому процессу в тех отраслях, где особенно ощущается нехватка рабочей силы, в первую очередь, в сельском хозяйстве, потому что урожай нужно спасать - нам предстоит нелегкая битва за него. Если тунеядцы будут сопротивляться привлечению их к общественно полезному труду, то будут доставлены к месту работы в сопровождении вооруженного конвоя.

Эта часть выступления мне очень не понравилась: я уже год не работала официально, зарабатывала деньги - и неплохие - репетиторством и менять положение вещей не собиралась.

Вернувшийся муж сказал, что нужно меня срочно устроить на работу, хотя бы, и фиктивно.

- Оставь паниковать, - сказала я, - что они мне смогут сделать?
- А вот тут, во дворе, шлепнут из автомата - узнаешь, что.

Перспектива была неприятной, что и говорить, но оказалось, что мы излишне драматизировали ситуацию - это все теперь знают, а тогда нам так не казалось.

Тут мне позвонила еще одна моя подруга и предложила плюнуть на все и уехать на дачу, хотя бы на денек. Это был неплохой выход разрядиться, и я согласилась. Муж и сын отказались уезжать, поехали мы с дочерью.

Возле всех магазинов разливались человеческие моря - народ скупал продукты.
Мы с подругой вспомнили, что даже запасного батона хлеба у каждой из нас не было дома, слегка озадачились собственной непрактичностью и удивились практичности других людей, но менять что-то было уже поздно, и мы покатили дальше.
День в лесу был чудесным, возвращаться в город не хотелось, но долг требовал вернуться к оставленным там мужчинам.
Толпы возле магазинов меньше не стали, несмотря на позднее время.
Политическая ситуация не изменилась.
Люди ходили по улицам, границы не закрыли, "Свободу" не глушили.

Все дни путча мы провели перед телевизорами, как, впрочем, и вся страна, - то у нас, то у друзей - и выпили весь алкогольный запас, который получали по специальным талонам на водку.

Было ясно, что путч делали говнюки, не способные даже на пакость, что репрессий не будет и что, скорее всего, выскочить из страны удастся.

Было лишь жалко погибших - так напрасны были эти смерти, никак не повлиявшие на ход событий трех лихорадочных августовских дней, после которых мир изменился окончательно и бесповоротно.

СКОРОСТЬ НУЖНА, А ПОСПЕШНОСТЬ ВРЕДНА. ПОКАЯНИЕ.

Есть еще одна пословица на ту же тему: торопливость нужна при ловле блох.
Торопливость я проявила, но блоху поймали за меня другие.
Речь идет о петиции за освобождение солдат.
Очень хорошо написал о факте нашего самообмана real_hobbit, поэтому я дам ссылку на его пост.

http://real-hobbit.livejournal.com/27387.html?nc=5&style=mine

Друзья, прошу прощения за то, что невольно ввела вас в заблуждение.