МОЯ ПРОЗА. Только что написала.- ТЫ БУДЕШЬ СИДЕТЬ ЗА СТОЛОМ!

[leon_orr]

Предложение Викуси пришлось Инге Сергеевне очень кстати: крыша над головой, питание, даже небольшая зарплата…
Конечно, жизнь в одной комнате с девочкой-подростком, пережившей какие-то там ужасы, удовольствие небольшое, но всё же лучше, чем бездомность и голод. Ну и потом, все эти ништяки давали именно за присмотр за девочкой. Куда-то там её должны были потом перевести, как всех их переводят, но нужно было дать им возможность хоть немного прийти в себя.
Специалистов в этом деле не хватало, вот и стали приглашать людей со стороны. Инге Сергеевне повезло, что Викуся работала в этой системе и знала об её обстоятельствах.

Комнату им с девочкой выделили небольшую, но приятную — с большим окном, широким подоконником. Светлые занавески полоскались и навевали какое-то дачное настроение.
Кровати тоже были удобные, бельё чистое, добротное. Имелся в комнате также обеденный стол, стулья, шкаф. Жить было можно, тем более — утешала себя Инга Сергеевна — это же не навечно, что-нибудь она придумает, а пока ей тоже нужно прийти в себя, как и её подопечной.

Девочке было лет пятнадцать. Инга Сергеевна даже имени её не знала. На собеседовании, когда ей рассказывали о девочке, она почти ничего не услыхала — в голове стоял гул голосов, но смысл сказанного до неё не доходил. Не была она способна вдаваться в неприятности других, её собственные затмевали всё, страх перед ними блокировал сознание и окружал Ингу Сергеевну плотной пеленой безразличия.

Что-то у девочки было повреждено, как-то она пострадала, нужно было отнестись к ней бережно — вот и всё, что дошло до погружённой в себя Инги Сергеевны.

Инга Сергеевна кивала, поднимала брови, округляла глаза — она давно научилась этому театру, умела изображать заинтересованного слушателя, при полном отключении от собеседника.
А что делать? Вникать во все глупости, весь параноидальный бред, которые изрекают окружающие? Ей хватало их дома, даже с лихвой, спаса не было, пришлось учиться актёрствовать — исключительно для самосохранности. И вот — пригодилось! Она уже давно убедилась в том, что любое умение пригождается рано или поздно.

Пару дней они с девочкой провели в полном молчании. Девочка, в основном, сидела на подоконнике и смотрела на деревья, слегка просматривавшуюся за деревьями улицу и не слишком бурную уличную жизнь.

Инга Сергеевна почти не вставала. Ей было несказанно хорошо — одной на кровати, в тишине, в светлой комнате. Много лет не случалось с ней такого, и она отдыхала от всех этих лет, ощущала, как чугунная усталость вытекает из неё, как тело и голова становятся лёгкими и пустыми.
Только тишина была ей нужна, только этот белёсый заоконный свет ранней весны.
Она не протестовала против открытого окна, просто укутывалась получше и радовалась, что девочка молчит и даже не смотрит в её сторону.

Ели они тут же, в комнате.
Молчаливая девушка прикатывала тележку с тарелками и приборами, сгружала всё на стол, а минут через сорок возвращалась за грязной посудой.

Еда была незамысловатая, но хорошо приготовленная, всегда горячая, всегда привлекательно выглядящая.
Инга Сергеевна уже давно не питалась так хорошо — борщи, котлеты, свежий хлеб, чай… Она уже даже и не помнила, когда в последний раз ела настоящий суп или кашу с молоком.

Девочка ела плохо и мало, оставляла еду на тарелках, и Инга Сергеевна стала подъедать за ней — не могла удержаться. Девочка, вроде бы, и не замечала этого. Съев ложек десять супа, половинку котлеты и ложку гарнира, она пересаживалась на подоконник, оставляя Ингу Сергеевну за спиной.

В своём отрешении от действительности, Инга Сергеевна всё же заметила, что девочка стала словно бы бледнее. Она осунулась, глаза стали ещё тусклее, чем в первый день.
Инга Сергеевна спросила её о самочувствии, но девочка только покачала головой.
Инга Сергеевна подумала, что, может быть, она онемела от перенесённого — чего она там перенесла? - иногда ведь бывает потеря речи на нервной почве. Подумав так, она больше не обращалась к девочке с вопросами, просто сказала официантке, что девочка неважно ест и плохо выглядит.
Официантка удивилась: их тарелки, когда она забирала грязную посуду, всегда были пустыми, но что-то быстро поняла, остро взглянула на Ингу Сергеевну и ушла, громыхая своей тележкой.

Через час Ингу Сергеевну и девочку навестили двое — мужчина лет сорока и девушка, по виду школьница.
Оказалось, это врач и студентка медучилища, подрабатывающая в фонде медсестрой.

Мужчина стал негромко разговаривать с девочкой, а медсестра выспрашивать у Инги Сергеевны, что она думает о поведении и состоянии девочки.
Инге Сергеевне нечего было рассказывать — она повторила, что девочка плохо ест, и призналась, что доедала за той, потому что просто не могла пережить, чтобы хорошая еда пропала зря.

Медсестричка сочувственно покивала ей. Дитя трудных лет, она хорошо понимала эту не слишком уже молодую и, явно, замученную жизнью женщину — разве её мама и тётки не были таким же голодными, берегущими каждую хлебную крошку, каждый капустный листок?

Врач тем временем закончил осмотр девочки и сказал, что ей нужен абсолютный покой и лучше бы ей полежать, а не сидеть на жёстком продуваемом подоконнике. Девочка покорно кивнула, спрыгнула с окна и улеглась в свою постель.

Врач и медсестра ушли, в комнате снова стало тихо, но каким-то непонятным образом из неё улетучился покой, повисло напряжение, природу которого Инга Сергеевна объяснить не могла.

А через два дня всё и случилось.

В очередной раз привезли обед. Девочка не встала с кровати, официантка подала ей тарелку с супом и ушла.
Инга Сергеевна сказала девочке, что есть нужно за столом, и тут девочка впервые подала голос:
- У меня спина болит, я не могу сидеть за столом, я буду есть здесь.
Сказала она это абсолютно равнодушным голосом, без возмущения, без просьбы. Просто сообщила, довела до сведения.

Инга Сергеевна опешила.
Она не ожидала, что ребёнок станет возражать распоряжению взрослого человека да ещё и в таком безапелляционном тоне.
Девочка говорила так, словно ей было можно устанавливать правила поведения, словно она была самостоятельна в своих действиях, имела право вести себя по своему усмотрению, а не по указаниям взрослых, и эта её попытка самостоятельности возмутила Ингу Сергеевну.

- Не смей мне возражать, - заявила она ледяным тоном, - знай своё место. Есть полагается за столом, и ты будешь есть за столом!
- Я не могу есть за столом, - так же без выражения ответила девочка, - у меня болит спина.
- Не выдумывай! - рявкнула Инга Сергеевна. - Какая ещё спина! Немедленно сядь за стол!
И она попыталась отнять у девочки тарелку.

Впоследствии она и сама не могла понять, что вдруг на неё нашло, почему всего пять дней прожила она в умиротворении, а потом внезапно нарушила его, совершенно неожиданно для себя самой.

Девочка тарелку не отдала, Инга Сергеевна дёрнула сильнее, и густой гороховый суп пролился на девочку, на постель и на пол возле кровати.

Девочка несколько мгновений смотрела на Ингу Сергеевну остановившимся взглядом, а потом вдруг стремительно и молча кинулась к двери и выскочила из комнаты.

Инга Сергеевна не сразу поняла, что произошло, но, придя в себя, выбежала следом за девочкой.
Та неслась изо всех сил, была уже в конце длинного коридора. Инга Сергеевна побежала за ней, тяжело и неуклюже и, конечно же, безрезультатно — девочку перехватила какая-то женщина и куда-то повела, предварительно бросив взгляд на бегущую к ним Ингу Сергеевну.

Инга Сергеевна остановилась, посмотрела им вслед, увидела, как захлопнулась за ними дверь, и поплелась назад в свою комнату.
Там она рухнула на кровать и замычала от безысходности. Её выгонят, конечно. Прощай, светлая комната, прощайте борщ и котлеты, тишина, чистый пол, светлое окно — прощайте!
Опять бездомье, скитание, холод, грязь, страх гибели.
Прощай, жизнь.

Часа через полтора к ней заглянула Викуся.
Инга Сергеевна сидела, понурившись на кровати и не сразу подняла голову, когда Викуся заговорила.

Девочку увезли в больницу. Её так и так собирались отправить на лечение, просто не было свободной койки, вот и решили её подержать пока здесь, чтобы она просто привыкла к тишине и безопасности.

Потом её собиралась взять к себе бездетная супружеская пара, люди добрые, неплохо обеспеченные, готовые, если и не полюбить девочку, то хотя бы пожалеть и дать ей спокойную жизнь.

У девочки на самом деле болела спина — она оказалась под завалом, видимо, её чем-то ударило, рентген покажет, в чём там дело. Ей пока не успели сделать рентген, потому что в этот раз очень большой наплыв детей, ей ещё повезло, что она попала в отдельную комнату, а не в общую спальню.

С девочкой будут работать психологи, потому что… А что тут объяснять? У неё не осталось родных. Никого вообще. Да ещё она стала свидетельницей гибели мамы и младшей сестры - тех на её глазах насиловали солдаты, пока они обе не умерли. Девочку ждала та же участь, её не тронули сразу, потому что солдатне нравилось, что она вынуждена смотреть на мучения десятилетней сестры, но тут в дом, где происходил весь этот ужас, попала бомба, выжила только девочка, однако выжить не означает остаться целой и здоровой.

Викуся рассказывала всё это спокойно, так же без эмоций, как разговаривала девочка, но видно было, какого напряжения стоит ей это деланное спокойствие.

Инга Сергеевна с ужасом слушала Викусю и не могла понять, что же это такое на неё нашло. Почему она так взбесилась из-за пустяка? Почему у неё не нашлось ни капли жалости и понимания несчастного ребёнка, пережившего не меньший ужас, чем она сама, а может быть, и больший, потому что ведь ребёнок всё же, девочка.
А несчастная её сестричка? Видеть, как твоя сестра в десять лет умирает от насилия — это ли не кошмар?

Инга Сергеевна подняла голову и взглянула на Викусю. Она продолжала молчать, но Викуся, словно загипнотизированная её взглядом, стараясь не делать лишних движений, очень медленно достала телефон и сказала в него, что ситуация складывается плохо и нужны люди.
И люди пришли.

У Викуси было очень много работы, но она старалась выбрать время и навещала Ингу Сергеевну, которая всегда была очень задумчива и отключена от окружающей жизни: она сосредоточенно пыталась понять, почему в ней не нашлось элементарной бабьей жалости к больному одинокому ребёнку.
Пыталась понять, но понять не могла.

Ей могла бы объяснить это Викуся, если бы Инга Сергеевна стала её слушать, но слушать о том, как её изнасиловали друзья её собственного семнадцатилетнего сына, как он потом выгнал её из дома и прогонял каждый раз, как она пыталась вернуться, она не стала бы да и не смогла бы услышать: всё громче и громче становился гул в её голове, всё прочнее заглушал речи других, всё плотнее становилась завеса тумана между ней и действительностью.

16 марта 2023 года

Израиль