МОЯ КНИЖНАЯ ПОЛКА. КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ ПАУСТОВСКИЙ.
Tuesday, 24 January 2006 16:31![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
leon_orrНЕЧТО,ВРОДЕ ПРЕДИСЛОВИЯ, вот к этому:
http://leon-orr.livejournal.com/267176.html?mode=reply
Когда я училась в седьмом классе, мне на день рождения подарили томик избранных произведений Константина Паустовского.
Подарил книжку Валерка Евтеев - тощий белобрысый мальчишка, с которым мы, вроде бы, дружили, пока он не слямзил у меня коллекцию марок, начатую еще в тридцатые годы моим дядей, умершим после войны от ран.
Книга была не новая - то ли Валерка ее из родительского книжного шкафа "стырил", как тогда говорили подростки, то ли родители сами ее дали, чтобы не тратиться на подарок.
Это было неважно, это было не главное.
Главное началось, когда я открыла том и начала читать.
"Я проснулся серым утром. Комната была залита ровным желтым светом,будто от керосиновой лампы. Свет шел снизу, из окна, и ярче всего освещал бревенчатый потолок.
Странный свет - неяркий и неподвижный - был непохож на солнечный. Это светили осенние листья. За ветреную и долгую ночь сад сбросил сухую листву, она лежала шумными грудами на земле и распространяла тусклое сияние. От этого сияния лица людей казались загорелыми, а страницы книг на столе как будто покрылись слоем воска.
Так началась осень. Для меня она пришла сразу в это утро. До тех пор я ее почти не замечал: в саду еще не было запаха прелой листвы, вода в озерах не зеленела, и жгучий иней еще не лежал по утрам на дощатой крыше.
Осень пришла внезапно. Так приходит ощущение счастья от самых незаметных вещей - от далекого пароходного гудка на Оке или от случайной улыбки.
Осень пришла врасплох и завладела землей - садами и реками, лесами и воздухом, полями и птицами. Все сразу стало осенним",- читала я радостно: я тоже всегда любила осень, желтые листья, острый воздух, тишину парков и тусклые блики на гладких боках желудей, из которых я очень любила мастерить всяческие фигурки - людей, животных, птиц - и потом вешать эти фигурки на новогоднюю елку.
Паустовский сразу вошел в мое сознание как поэт, именно, осени, хотя в своих рассказах и повестях он описывал разные времена года, но ни одно из них не выглядит так выпукло и ярко, как осень, ни одно из этих описаний не сопровождается ассоциациями зрительными и даже обонятельно-осязательными.
"Я часто вспоминаю тебя, папа, - читала дальше Татьяна Петровна, - и наш дом, и наш городок. Все это страшно далеко, как будто на краю света. Я закрываю глаза и тогда вижу: вот я отворяю калитку, вхожу в сад. Зима, снег, но дорожка к старой беседке над обрывом расчищена, а кусты сирени все в инее. В комнатах трещат печи. Пахнет березовым дымом. Рояль, наконец, настроен, и ты вставил в подсвечники витые желтые свечи - те, что я привез из Ленинграда. И те же ноты лежат на рояле: увертюра к "Пиковой даме" и романс "Для берегов отчизны дальней". Звонит ли колокольчик у дверей? Я так и не успел его починить. Неужели я все это увижу опять? Неужели опять буду умываться с дороги нашей колодезной водой из кувшина? Помнишь? Эх, если бы ты знал, как я полюбил все это отсюда, издали! Ты не удивляйся, но я говорю тебе совершенно серьезно: я вспоминал об этом в самые страшные минуты боя. Я знал, что защищаю не только всю страну, но и вот этот ее маленький и самый милый для меня уголок - и тебя, и наш сад, и вихрастых наших мальчишек, и березовые рощи за рекой, и даже кота Архипа. Пожалуйста, не смейся и не качай головой.
Может быть, когда выпишусь из госпиталя, меня отпустят ненадолго домой. Не знаю. Но лучше не жди",- продолжала читать я, и комок вставал в горле - а почему?
Что такое в этих очень простых словах и спокойных фразах, словно бы произносимых негромким голосом, какая в них кроется загадка? Почему читаю я их всегда с повлажневшими глазами и всю жизнь ищу ответ на этот вопрос: как? Как это сделано, почему так трогает душу, и бередит, и тревожит?
"Мы ходим по земле, но часто ли нам является в голову желание нагнуться и тщательно рассмотреть эту землю, рассмотреть все, что находится у нас под ногами. А если бы мы нагнулись или даже больше - легли бы на землю и начали рассматривать ее, то на каждой пяди мы бы нашли много любопытных вещей.
Разве не интересен сухой мох, рассыпающий из своих кувшинчиков изумрудную пыльцу, или цветок подорожника, похожий на сиреневый солдатский султан? Или обломок перламутровой ракушки-такой крошечный, что из него нельзя сделать даже карманное зеркальце для куклы, но достаточно большой,чтобы бесконечно переливаться и блестеть таким же множеством неярких красок, каким горит на утренней заре небо над Балтикой.
Разве не прекрасна каждая травинка, наполненная пахучим соком, и каждое летучее семечко липы? Из него обязательно вырастет могучее дерево.
Да мало ли что увидишь у себя под ногами! Обо всем этом можно писать рассказы и сказки," - получала я первые уроки литературного творчества и отношения к миру вокруг себя, еще не зная, какую роль в моей жизни сыграют полученные...даже не знания, а скорее, эмоции и ощущения, которые войдя в мое подсознание, исподволь стали готовить из девочки, какой я была тогда, меня, какой я являюсь сейчас.
"И почему-то в такие ночи созвездие Ориона называешь Стожарами, а слово "полночь", которое в городе звучит, пожалуй, как литературное понятие, приобретает здесь настоящий смысл. Вот эта тьма под ивами, и блеск сентябрьских звезд, и горечь воздуха, и далекий костер в лугах, где мальчишки сторожат коней, согнанных в ночное,- все это полночь. Где-то далеко сторож отбивает на сельской колокольне часы. Он бьет долго, мерно - двенадцать ударов. Потом снова темная тишина. Только изредка на Оке закричит заспанным голосом буксирный пароход.
Ночь тянется медленно; кажется, ей не будет конца. Сон в осенние ночи в палатке крепкий, свежий, несмотря на то что просыпаешься через каждые два часа и выходишь посмотреть на небо - узнать, не взошел ли Сириус, не видно ли на востоке полосы рассвета",- мы жили на юге, за городом, я знала такие ночи.
Если не было дождя, черное ночное небо было усеяно таким количеством сияющих и мерцающих звезд, какого я больше никогда и нигде не видела. И созвездие Стожары, которое бабушка называла Квочкой, неизменно висело высоко над нашим двором, немного левее дома, над крышей нашего сарая, где жили куры, утки и гуси и возле которого темнели клетки с кроликами.
Много лет прошло с тех ЛЕТ, а я то и дело возвращаюсь к попыткам словами передать это звездное полыхание над крышей дома, в которое я вглядывалась подолгу, не в силах оторвать взгляд.
"Засыпая, я думал, что, судя по началу, не стоит ждать от Кавказского побережья ничего особенного. Но утреннее мое пробуждение оказалось почти феерическим.
Я проснулся и долго лежал, не открывая глаз, ощущая у себя на лице чьи-то теплые ладони. От них пахло цветущей мимозой.
Это был, конечно, утренний бриз. Он заполнил каюту, лениво бродил по ней и прикасался ко всему, что попадалось ему на пути, в том числе и к моим щекам.
Сквозь полусон я вспомнил, что вот уже пятый день не брился и наверняка исцарапаю своей щетиной эти милые ладони. Мне стало стыдно, я решил тотчас побриться и, должно быть, от этого окончательно проснулся.
Позванивала якорная цепь. С палубы доносились обычные портовые возгласы: "Вира, чертов банабак! Майна помалу!"
Наконец я открыл глаза. За иллюминатором блистало солнце, занявшее половину неба и половину моря и как бы приблизившееся к земле. В его победоносном свете качалась снаружи живая стена роскошной растительности.
На нее то тут, то там были брошены разноцветные мазки из киновари, чистейших белил и охры. Я закрыл глаза, помотал головой и, снова открыв глаза, убедился, что это не мазки масляной краски, а разбросанные по листве незнакомые цветы.
"Что это? - спросил я себя и сел на койке. - Мираж? Или остров Таити? Или райские острова Самоа?" - так писал автор, который уже успел понравиться, но в благодарность за это описание взмывающий на самую вершину моей шкалы любимых авторов.
"С берега наплывали терпкие запахи, сливаясь с чуть ощутимым шелковистым веянием роз.
Запахи то сплетались в тугой клубок, сжимая воздух до густоты сиропа, то расплетались на отдельные волокна, и тогда я улавливал дыхание азалий, лавров, эвкалиптов, олеандр, глициний и еще множества удивительных по своему строению и краскам цветов."
Это написано о Сухуми, где я ни разу не была, да это и неважно - ведь между Батуми и Сухуми всего пару часов езды по железной дороге: когда рано утром московский поезд отходил от перрона сухумского вокзала и бежал дальше по берегу моря, Батуми был виден на изогнутом луком берегу впереди, и я любила торчать в коридоре вагона и смотреть, как приближается ко мне мой город, мой дом.
И запахи, наплывавшие с берега на пароход, были точь-в-точь те же самые, что будили меня по утрам в Батуми.
Моя семья всего за год до эпохальной встречи моей с Паустовским переехала из Батуми, который я считала раем на земле по которому страшно скучала - по его дождям,краскам, импрессионистски размытым этими дождями,ароматам, которыми был напитан воздух, и, конечно же, полыхающим звездам, оставшимся так далеко, даже не в пространстве, а во времени, которое, как известно, обратного хода не имеет.
Я показала этот отрывок бабушке, которая немедленно стала читать всю книгу, когда я уходила в школу. А днем после уроков мы обсуждали с нею прочитанное, и Паустовский стал любимым автором моей бабушки, причем, познакомила их я, чем немало горжусь.
Я поняла, что настоящая литература не имеет адреса. У нее не заявлен читатель, ведь читать ее никогда не поздно и никому не рано, а все остальное - не литература, а семечки, которые грызут, чтобы как-то заполнить пустое время.
Еще один рассказ в этой книге поразил меня и заставил плакать по-настоящему: "Разливы рек".
Я читала Лермонтова с четвертого класса, вернее, с лета между четвертым и пятым классами, когда я гостила у дяди и тети в ветренном пыльном Баку, так не похожем на влажный и свежий, благоухающий Батуми, но тоже понравившийся мне - может быть, еще и потому, что там я впервые в жизни влюбилась в мальчика на четыре года старше меня.
И тогда же мне попалась в руки книга произведений Лермонтова - здоровенный толстенный кирпич, все произведения в одной книге: в сороковые-пятидесятые было модно издавать классику в виде таких кирпичей( у нас были такие тома Островского, Стендаля, Маяковского).
И вот ночью, когда засыпали взрослые, я включала фонарик и читала стихи и прозу, обожала Печорина и злилась на княжну Мэри, примеряла все прочитанное на себя, автоматически запоминала стихи, а днем однажды узнала, что Лермонтов погиб на дуэли - о дуэли Пушкина я уже знала тогда.
И тут - "Разливы рек"!
Тоскливый рассказ о последней дороге любимого поэта, о последней его встрече с любимой женщиной, о понимании неизбежности конца всему - жизни, любви, творчеству. И, как финальный выстрел в мое сердце, завершающая фраза рассказа о том, что, падая, Лермонтов услышал еще один выстрел - из кустов под обрывом.
Или это был гром с ясного неба?
Гипотеза о том, что с дуэлью поэта не все было чисто, была не известна мне и поразила меня.
Я поняла, что судьба настоящего поэта трагична и не может быть измерена мерками обычных людей, берущих на себя смелость судить поэта по общему счету.
И что искать признания не нужно: оно само придет к тебе.
Только вот жаль, что приходит признание, чаще всего, с фатальным опозданием, когда виновнику торжества уже все равно.
Как четко вижу я себя тогдашнюю: ужасно некрасивая и нескладная девочка, сидящая на низенькой скамеечке возле горячей батареи парового отопления - знаю, знаю, Симона де Бовуар писала когда-то, что маленьким девочкам полагается читать любимые книжки на ковре у огня камина - да вот только ни ковра, ни камина в моем детстве не случилось!
Зато случились не просто любимые, а великие книги великих авторов, прочитанные мною возле этой батареи в двухметровой кухне "хрущобы" под телевизор в комнате и стук посуды, которую мыла бабушка у раковины, время от времени требуя, чтобы я зачитывала ей особенно понравившиеся мне куски текстов.
Я уж и не знаю - компенсируется ли одно другим, да и не имеет это уже никакого значения.
Значение имеет лишь то, что я, уже не слишком молодая и довольно утомленная жизнью, женщина, неизменно читаю книги Паустовского со слезами на глазах, со стесненным, то ли легкой печалью, то ли светлой радостью, сердцем и с легким кружением в голове, какое возникает, если в широком поле поднять голову к небу и смотреть на плывущие в голубом просторе облака, плывущие туда, где нам побывать не суждено никогда.
Константина Георгиевича не стало в 1968 году летом. Я проходила геодезическую практику в местах, очень похожих на описываемые им леса, луга и озера - в окрестностях города Вышний Волочок. У нашего института была в тех местах база отдыха - прямо в лесу на берегу озера, вытянутого фасолиной, с островом, густо заросшим кустами ивняка и травой выше человеческого роста. Между нашим берегом и островом цвело поле желтых кувшинок и белых водяных лилий. Дощатые мостки далеко уходили в озеро, я любила сесть на дальнем их конце спиной к берегу и слушать, как тихонько хлюпает вода, а вокруг меня светился бесшумный и безветренный день, и деревья стояли неподвижно, и только дождь мелодично тенькал по серой воде озера - очень прохладное и дождливое было лето в тот год.
Нам привезли кино и свежие газеты. Я подошла к стенду, и в глаза мне сразу бросилось небольшое объявление в траурной рамке - сообщение о смерти Константина Георгиевича Паустовского.
А я так и не успела съездить к нему в Тарусу - все трусила, не решалась.
Вот там, на съемках, я узнала, как кружится голова, если закинуть голову к небу и смотреть на плывущие облака. И научил меня этому он.
Вот еще одна ссылка на произведения Паустовского:
http://paustovskiy.niv.ru/paustovskiy/text/mescherskaya-storona/storona_1.htm
Здеь и "Мещорская сторона" выложена.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: Tuesday, 24 January 2006 19:25 (UTC)Я тоже его люблю безмерно
no subject
Date: Tuesday, 24 January 2006 20:25 (UTC)Добавила еще один абзац к тексту.
no subject
Date: Tuesday, 24 January 2006 22:14 (UTC)Один из любимых моих писателей. И когда мне довелось
жить в Тарусе, то многие места ассоциировались с Паустовским.
no subject
Date: Tuesday, 24 January 2006 22:27 (UTC)А ведь тогда они все еще были живы!
Вот дура.
no subject
Date: Wednesday, 25 January 2006 06:51 (UTC)no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 16:56 (UTC)no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 21:59 (UTC)no subject
Date: Friday, 27 January 2006 06:20 (UTC)no subject
Date: Wednesday, 25 January 2006 07:10 (UTC)А я в детстве была совсем равнодушна к рассказам Паустовского из учебников литературы. И открыла я его для себя только этой осенью: мама взяла мне у знакомой почитать Воспоминания Паустовского - я была просто потрясена!
no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 16:55 (UTC)Я просто счастлива, что мы Паустовского не "проходили" - у меня не пропал вкус к его вещам.
А Вам я желаю вчитаться в его рассказы и полюбить его по-настоящему - и Вы, и он достойны этой любви.
no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 20:31 (UTC)А с учебниками "проблема" была в том, что там (в средних классах) были надерганы рассказы из разных авторов. Я вообще до 9 класса литературе школьной не уделяла много внимания; так и с Паустовским, наверное, вышло - я прочитала коротенький рассказ, он ничем не зацепил - а ничего другого того же автора рядом не оказалось.
А с хорошим учителем - или хотя бы с хорошими книжками-разборами произведений (которые я часто почитывала прям на уроках) - школьное изучение литературы вполне может быть благотворным и интересным.
no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 21:58 (UTC)В мое время ни один учитель не мог изменить того факта, что изучение литературы было тенденциозно и политизировано. По сути дела, это было крайне идеологизированное литературоведение самого дурного толка: когда нас учили приписывать авторам намерения и мысли, соответствующие лозунгу о классовости искусства.
У меня была очень хорошая учительница, но и она ничего сделать не могла: ни подбор авторов, ни подход к анализу их произведений не могли вдохновить думающего ребенка и внушить ему любовь к этим произведениям.
Я до тридцати лет не могла читать Пушкина - так мне навяз в зубах его образ "певца идей декабристов"!
no subject
Date: Wednesday, 25 January 2006 12:24 (UTC)Чудесное вы написали вступление.
Ассоциация очень хорошая - облака, кружение...
Спасибо.
Очень хорошо вас читать.
no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 16:40 (UTC)no subject
Date: Thursday, 26 January 2006 22:22 (UTC)Я его тоже очень люблю.
Меня в свое время поразила история, что Марлен Дитрих Паустовского, это был шок для меня, советской девочки) встала перед ним на колени - в благодарность.
упс
Date: Thursday, 26 January 2006 22:24 (UTC)Re: упс
Date: Thursday, 26 January 2006 22:35 (UTC)Спасибо Вам.
no subject
Date: Wednesday, 27 December 2006 06:16 (UTC)Сильней всего меня зацепил финал вашего эссе. Вы такая счастливая - вы можете горько сожалеть о том, что не успели повидать Паустовского! Он жил при вас, и вы могли тешить себя мечтой о встрече, и не встретиться. Я вот гуляю в его местах, и так жалею, что не могу, ну никак, на него набрести...
Вот - в качестве спасибо - небольшая солотчинская подборка (надо как нибудь, действительно, все лучшее вместе подсобрать, оказывается, я очень мало Солотчи выставляла, хотя бываю там летом чуть ли не каждую субботу):
http://www.livejournal.com/users/pollika/28998.html Монастырь в солотче
http://www.livejournal.com/users/pollika/28412.html Солотча осенью
http://www.livejournal.com/users/pollika/21946.html Ягоды в сосновом бору
http://www.livejournal.com/users/pollika/8111.html В Солотче, бор.
http://www.livejournal.com/users/pollika/31913.html Солотча осенью
no subject
Date: Wednesday, 27 December 2006 11:47 (UTC)Вы, как будто, проиллюстрировали мой текст.
Почитает человек, пойдет ваши картинки посмотрит - впечатление усилится.
Спасибо.